Одиночество – это свобода. Свобода от людей, которые тянут упруго меня вниз [словно я сделана из резины]. Свобода от ошибок [своих/чужих/общих]. Одиночество – это то, чего у меня не было в юности, и что нагрянуло внезапно, накатило, словно ливень прямо на голову. Я всегда ждала_верила_надеялась, что однажды смогу обрести это чувство, запрыгну к нему на мягкие [как у плюшевого мишки] плечи и ни за что с ним не расстанусь. Увы, порой нашим мечтам дано сбываться. И теперь я боюсь признаться в себе [стыдно/стыдно], что не этого хотела [не об этом пела между строк грустной песни, не об этом просила_шептала донышку новогоднего бокала с шампанским]. В сердце нет покоя, в устах – нет слов, словно они немы от сквозняков [преследующих меня повсюду]. Я не обрела воздушного_искристого счастья, не стала счастливей, хоть и свобода появилась. Моё одиночество – это пробегающая дрожь [мурашки] по телу, это холод, пробивающий до костей. Моё одиночество – зима [усталая/сутулая/скупая/жадная старуха]. И не согреться мне, не укрыться от неё в тёплом свитере, не сбить мороз по коже [вискам_сердцу], запивая горячий_обжигающий чай с лимоном. Не могу согреться. Вот-вот и стану льдинкой прозрачно-голубой, ледником [ржавым_грязным], режущим все судна/острова/моря_океаны.
Но не всегда я была такой грустной_тоскливой, такой прохладной, как дождь в конце осени. Это сегодня слёзы присыпались [как пудра] к щекам моим, и не желают_не хотят спускаться вниз, словно боятся высоты. Это сегодня уголки губ, привыкшие к натянутой улыбке, катятся как бусинки воды вниз, в порыве ветра их сносит туда, где скрипка плачет_пищит, словно мышь испуганная [словно зверь загнанный]. Лишь сегодня я позволила себе быть такой драматичной_пессимистичной, как Пьеро театральный. Но ничего, ещё несколько часов пережить – и здравствуй, новый день. Возможно, в нём будет больше тепла [людей теплокровных], больше любви [непритворной], больше улыбок [горячих, как домашнее вино во рту]. Зима уйдёт_пропадёт бесследно, словно ребёнок потерявшийся в лесу, и не найдёт пути обратно [никто не будет её искать/звать]. И холод рассеется как туман в лучах утреннего солнца, в лучах надежды_веры в добро. Да, я всё ещё верю в чудеса, которые воскреснут_восстанут из пепла, пробудятся на следующее утро с дыханием свежего воздуха. «Поскорее бы», - как ребёнок нетерпеливый проговариваю про себя, и пальцы скрещиваю наудачу.
Этот день был полон многозначительных ухмылок_косых взглядов, тысячи глухих смешков_хохота [эхом донёсшимся до границ_горизонта моей души], проглоченных наспех моими коллегами «по цеху». Двенадцать часов я стояла на каблуках и позировала для известного журнала с десятками других девушек, которые так и норовят выпустить свои коготки и вцепиться в меня, словно клещи. Бррр, от их холода [зимних_пустых взглядов] мне становилось не по себе. Но я продолжала улыбаться, обнажая свои белые зубки перед камерой и заниматься работой. В желудке было пусто, и с каждым часом мне стало казаться, что всё, что происходит со мной, лишь мираж [как в пустыне]. Мне чудилось, будто я летаю где-то за пределами солёной_искусанной земли, и слишком устала для того, чтобы заставить себя проснуться. Но этот ночной кошмар закончился, когда кто-то дёрнул меня плечом, и я упала на пол: в глазах просветлело, и я поняла, что съёмки закончились. Услышала неудержимый смех тех моделей, кто считал, что мне здесь не место, но решила сделать вид, будто я – глупая_глухая_безразличная, и не слышу_не вижу никого перед собой, словно вспышки фотоаппаратов ослепили меня насовсем.
Быстро надела тёплую одежду, попрощалась с улыбкой на устах так, словно не слышала их шёпота у меня за спиной, не видела кинжал у них за пазухой, который они готовы были применить против меня. Всё это притворство, вся эта игра двуличная [совсем неприличная, но привычная] была знакома мне с детства, ведь притворялся мир с начала времён, и тепло ему в его маске, и нестрашно ему ходить по ночному городу [по крышам домов_головам людей], и не мёрзнет он в такую погоду, как сейчас. Зимой и летом, днём и ночью – в одной маске, на которую смотрю с опаской, покручивая пальцами тоненькую сигарету [курю от холода]. Было бы легче_проще_полезней стать такой же, как они. Но я не такая. Курю от волнения и губы кусаю, чтобы не расплакаться. В остальном – открытая книга: листаешь_листаешь, и удивляешься, как в голове у 25-летней девушки могут быть такие яркие_живописные картинки. Многим их не понять [не расшифровать], поэтому меня не воспринимают всерьёз. Глупая девушка с глазами цвета серовато-голубой гвоздики, не увядающей никогда, даже в ураган_бури_грозы, даже когда на душе притаились слёзы от разбитого [убитого/задушенного] сердца.
Еду на такси в фешенебельный бар, хочу спрятаться в тёмном углу, сплести из паутинок себе венок на голову, и растопить лёд на губах в бокале горячего глинтвейна. Все мои желания просты и логичны. Трудный будний день привыкла проводить одна, дома, укутавшись с головой в тёплое одеяло. Но сегодня мне нужно выпить, иначе не усну, и тревожные_солёные мысли накроют меня невидимой волной отчаяния. Захожу в бар, и не успеваю снять с себя накидку, как ко мне кто-то обращается. Если бы не свет от лампы [грубо бьющий по глазам], то подумала бы, что передо мной лишь сгусток тяжёлых воспоминаний, призрак из прошлого, которого я пыталась отогнать от себя уже долгое время. Но мне не показалось, я действительно видела перед собой Лису. Вдруг рука потянулась к сигаретам, найдя в них свой «спасательный круг». Убираю прядь волос, так странно вдруг меня раздражающую, и смотрю по сторонам: опасаюсь, вдруг не одна она здесь, вдруг с ней её избранник, при упоминания о котором моя челюсть начинает трястись, а руки становятся мокрыми [как утренняя роса]. Его нет, и это меня удивляет. Но что ещё удивительней, Лиса просит сесть рядом с ней. В голове – сплошная блокада противоречий разума и сердца. Но сердце побеждает, и я опомнилась уже тогда, когда села рядом с ней. По спине пробегает холодок, я всё ещё с опаской_недоверием смотрю этой девушке в глаза. Не смеётся ли надо мной, не играет? Не хочет причинить мне боль, утопить в своём счастье, напомнив о том, как легко ей было увести мою любовь, разрушить моё облако грёз. Она ведь тоже модель, она умеет играть, она знает правила игры.
Но что-то заставляет меня сидеть на месте, хоть я и не проронила ни слова, хоть сижу в тупой тишине, и нервно сглатываю комок в горле. Спасает положение официантка, которая подходит торопливо и спрашивает о заказе: - Глинтвейн, будьте добры. – Вежливо и скромно прошу её избавить меня от холода, от нарастающего беспокойства на уровне глаз, которые неловко опускаются при её взгляде. Не ожидала [не ждала] и не готова была к этой встречи. Улыбнулась мимолётно [надеюсь, не заметит], признавая чувство юмора судьбы. Ведь именно сегодня, в день, когда я ощутила накал одиноких нот [высоких/кричащих], я встретила того человека, который был виноват в моём одиночестве. Ненавидела её [но не проклинала], просила помощи у всесильных, чтобы помогли понять, почему так всё вышло, но не получила ответа, лишь бежала, поджав хвост, с места своего позора [с эшафота], унося с собой тело обезглавленное. Любила неистово, любила всем сердцем [была околдована сказкой маленькой_хрупенькой], а злая ведьма_колдунья у меня её отобрала. Забрала своими [признаю] красивыми рученьками согретый комок моего неуловимого [неприрученного счастья] и спрятала в своём тёмном царстве. Не знаю, что с ним там, боюсь узнать, лишь по её глазам пытаюсь понять_увидеть ответы на свои вопросы. Но не отвечают мне, лишь наводят на мысль, что в раю – свои разбитые дороги, свои подводные камни, что нет безмятежного счастья у любви украденной, у судьбы, сбитой своей прихотью. Нет в ней счастья, глаза молчат, но зрачки расширены, бокал почти пуст – и говорит мне о том, что не одна я сегодня пляшу под музыку одиночества. Что мы сегодня – родственные души. Опять улыбаюсь: ирония судьбы.
